Мы изменили диагноз

"Мы изменили диагноз «умственная отсталость» на «педагогическая запущенность»": невероятная история чукотского мальчика, который сбежал из школы и прошел в одиночку 300 км по тундре. Фрагмент воспоминаний Феликса Борисовича Березина. Его уже нет в живых, и нет лаборатории, где проводилась масса интереснейших исследований, сейчас практически забытых. Там занимались жизнью человека в условиях севера, изучая ее на стыке медицины, психологии, физиологии и социологии. В основе научных исследований лежали десятки и сотни человеческих судеб, и об одной из них рассказывает невероятная история чукотского мальчика.

Она произошла больше 40 лет назад. Ф.Б.Березин, вместе с сотрудниками медицинского института, приехал на Чукотку для организации научных исследований.

"Это был 11-летий мальчик, который не смог преодолеть порога 3-го класса и направлен он был во вспомогательную школу. Через месяц после помещения в школу он сбежал из неё и пошёл в свою находящуюся за 300 км бригаду".

"...Всё время, когда мы не были очень заняты, нас привлекали к различным консультациям. Об одной из них я хочу здесь рассказать, потому что она сразу показала, как отличается переработка информации у чукчей (она была в основном правополушарная, образная) от переработки информации пришлым населением, которое, как и основная популяция в СССР, было левополушарным (т.е. перерабатывала информацию путём словесно-логическим). Одна из консультаций демонстрирует это различие очень наглядно.

В школах Чукотки, которые в основном были школами-интернатами, поскольку должны были собирать детей с большого пространства, не было специальных учебников, которые учитывали бы эту особенность переработки информации чукчами. Те из них, которые вообще имели более высокий уровень интеллекта, могли учиться в таких условиях, потому, что хотя правое полушарие давало им больший объём информации, левое полушарие было достаточно развито, чтобы решать левополушарные задачи.

Те же из учащихся, которые были высокоодаренны только правополушарно, при решении задач вербально-логических могли испытывать серьёзные затруднения. В этих случаях они нередко признавались умственно отсталыми и их переводили в школы для умственно отсталых детей, где главной задачей школы было дать профессию.

Главный психиатр области попросил нас провести консультацию ребёнка, о котором шла речь. Это был 11-летий мальчик, который не смог преодолеть порога 3-го класса и, хотя он был потомственным оленеводом, направлен он был во вспомогательную школу для изучения профессии жестянщика. Через месяц после помещения в школу он сбежал из неё и пошёл в свою находящуюся за 300 км бригаду. А родители были обязаны сообщить о его появлении, чтобы он не считался без вести пропавшим. Его вернули во вспомогательную школу, хотя он совершенно откровенно говорил, что он учиться там не хочет, не будет, что жестянщиком ему быть не интересно.

При оценке его интеллектуальных способностей для нас было важным подробно расспросить его об обстоятельствах его побега. Он подтвердил, что учиться профессии жестянщика ему было скучно, что он очень хорошо умел управляться с оленями в свои 11 лет, и что если уж его не хотят обучать в обычной школе, что тоже казалось ему несправедливым, то пусть создадут такие вспомогательные школы для оленеводов, оленеводы на Чукотке нужнее, чем жестянщики.

- А как ты полагал, сколько дней у тебя займёт пусть до бригады? 
- Я не полагал, я знал, что примерно 6 дней 
- Откуда ж ты знал это? 
- Оттуда же, откуда и дорогу к бригаде. Когда нас везли в эту школу на вертолёте, я всё время наблюдал тундру

- И что это тебе давало? 
- Я знал, куда мне идти и сколько примерно продлится путь. 
- Но ведь тундра везде одинаковая… 
И, тогда мальчик посмотрел на меня с откровенным презрением и сказал: 
- Тундра везде разная. 
- И как же ты собирал продукты?

- У нас можно было по желанию заменять обед сухим пайком. Половины этого сухого пайка мне хватало, чтобы быть сытым, а вторую половину я откладывал в мешок. Я собрал себе продуктов не на 6, а на 8 дней, и вечером, когда все готовились ко сну, я встал на лыжи перед сном прогуляться. Отбой прошёл нормально, и мне рассказывали, что хватились меня только утром.

- Ты шёл и ночью и днём? 
- Нет. Зачем? Ночью я спал. 
- А ты не мог замёрзнуть во сне?

- Нет, - он сказал, - Я же родился на Чукотке. Нужно копать глубокую-глубокую яму аж до грунта. Потом набросать туда мелких веточек, зажигалка у меня была, а по мере того, как они прогорали, подбрасывать туда более крупные сучья. Стенки ямы сначала подтаивали, а когда костёр оказался только внизу, они снова замерзали и становились очень прочными. Тогда надо было влезть в яму, отгрести жар в сторону, чтобы угли ещё согревали меня, но не могли обжечь. И последнее - заранее подготовленный ком снега по размеру входа в яму, который помещался в стене, затыкал эту дырку снизу. Там было очень тепло, даже жарко.

А утром я тщательно гасил снегом уголья, чтобы не пустить случайно по лесотундре пала. Продуктов мне хватило, до бригады я дошёл хорошо и никогда не думал, что мои родители будут сообщать, что я пришёл домой. Ну, эта дорога, она не пропала зря, у меня теперь большой опыт и я пойду несколько другим путём к людям, которые не будут обо мне сообщать.

Когда эта беседа закончилась, и мы мальчика отпустили, мы переглянулись и захохотали, потому что умственная отсталость этого ребёнка явно не бросалась в глаза. Мы изменили диагноз «умственная отсталость» на «педагогическая запущенность» и проследили, чтобы его забрали из этой вспомогательной школы ещё при нас, потому что опасались какой-нибудь каверзы после нашего отъезда.

Запомнить дорогу глядя с вертолёта, постоянно иметь перед глазами образ пути и не испытывать сомнения, что ты идёшь правильно, несомненно свидетельствовало о высокоразвитой способности к образной переработке информации.